СПОРТИВНОЕ ДЕТСТВО

Из цикла одесских воспоминаний театрального режиссера, заслуженного деятеля искусств РФ Вячеслава ДОБРОВОЛЬСКОГО.

Честно говоря, слова "спорт" у детей моего поколения не было. Его с успехом заменяло слово "игра", что, в общем-то, справедливо. Любой вид спорта, даже единоборства, по сути своей — игра. Ведь цель любой игры — победа. Так в чем же отличие от спорта?

И все же отличие есть.

Оно в том, что в детской игре нет места подлости, сговору, допингу. Детские забавы искренни и честны, как сами играющие. Нет, конечно, были игры, где можно было попытаться "смухлевать". Кто из нас в детстве, играя в обычного подкидного дурака, не пытался отбиться заведомо неправильной картой?! И ведь иногда получалось! Но это было исключением. В других играх, в том числе спортивных, для нас примером были взрослые.

В этом смысле мне с родными очень повезло. Папа в молодости занимался велоспортом, был призером чемпионата Украины. Мама, чья школьная юность некоторое время до войны прошла в Ленинграде, серьезно занималась хоккеем с мячом и входила в пятерку лучших пловчих города в военизированном заплыве (четыре километра в полном обмундировании, толкая перед собой плот с винтовкой, каской и плащ-палаткой). Дед, папин отчим, имел разряды по гиревому спорту и шахматам, отличался необычайной физической силой. Часто на даче, после обильного по всем понятиям стола, его просили "выдать номер". Зажав в ладонь шляпку гвоздя и пропустив в себя рюмку водки, дед одним ударом пробивал гвоздем насквозь дюймовую доску. При этом даже следа на ладони не оставалось!

Только бабушка была в семье в положении "вне игры". Ее увлечением всю жизнь была музыка. Конечно, бабушка любила и хорошо умела плавать, но для Одессы это просто "обязательная программа".

Хотите верьте, хотите — нет, но свой первый спортивный опыт в 1956 году я помню ясно и четко, как будто это произошло вчера.

Как-то вечером у нас дома собрались папины одноклубники по бывшей сборной одесского "Динамо" по велогонкам. Многие их рассказы я уже слышал, но один оказался незнакомым. Вспомнили, как папа на одной из городских гонок "срезал" дистанцию, съехав на велосипеде по лестнице вниз от Археологического музея к въезду в порт. Никому в голову не приходило, что так можно сделать, и судей там не было. Но папа ведь сделал...

На следующее утро, сказав бабушке, что иду во двор, я взял свой большой трехколесный велосипед, вышел с ним на лестничную площадку и поехал. Вниз. С третьего этажа. Как хорошо, что в эти утренние часы соседи были на работе, а домохозяйки — на базаре. От грохота колес по ступенькам мог, наверное, проснуться даже спящий летаргическим сном. Так что меня никто не видел, а я ехал, крепко сжимая не только руль, который так и норовил выпрыгнуть из рук, но и зубы, которые при неплотном сжатии могли сделать то же самое.

Но я — съехал! Не упал. Но на выезде из парадной внезапно взлетел в воздух вместе с великом. Меня поднял папа, который рано пришел домой. Не говоря ни слова, он взял одной рукой меня, другой подхватил велосипед и принес домой. Нет, он не ругал меня. Но в тот же день мне купили двухколесный "Школьник". Потом, когда я стал намного старше, папа рассказал, чего это стоило семье в прямом смысле слова, ведь сумма была немаленькая. Но выхода у них не было, на двухколесном подобный опыт был невыполним даже теоретически.

Новый вЕлик был мне настолько велИк, что больше года я ездил на привязанной к раме подушке, заменявшей сиденье. Но через год по лестнице в Ольгиевском садике, что рядом с домом, я все-таки съехал.

Такое же манящее влияние оказывало на меня море. Да и могло ли быть иначе в Одессе?!

С двух лет, судя по рассказам родителей, я удирал от них в воду. Тогда папа сажал меня на спину и мы плавали "до буйка" и обратно. Я мечтал, что когда-нибудь сам проплыву так.

В 1958-м мы построили дачу на Бугазе (для незнающих, это песчаная коса между морем и Днестровским лиманом, там давали участки под виноградники для всех заводов и организаций Одессы). Бабушка уже ушла на пенсию, и нас с нею на все лето "забрасывали" за 60 км от города. Каждое утро мы вдвоем шли "на берег", откуда я, одев на себя резиновый надувной круг, моментально срывался в воду, причем зная, что нахожусь в безопасности, уплывал достаточно далеко. Однажды, устав меня ругать, бабушка решила действовать иначе. Заранее надув круг, она сделала иглой несколько отверстий и залепила их хлебным мякишем. А теперь представьте шестилетнего пацана, вокруг которого в воде "идут бульбы" из совсем недавно надутого круга...

Не знаю, как это вышло, но я не испугался. Спокойно нырнув, я вылез из круга и "поплыл", точнее сказать барахтался в воде, постепенно приближаясь к берегу. Бабушка была рядом и следила за мной.

Так продолжалось два дня. А на выходные вся семья оказалась в сборе. Папа учил меня плавать кролем, мама — брассом, дед показал, как отдыхать в воде, лежа на спине. Так что через несколько дней все волнения бабушки насчет моих заплывов снова вернулись. И хоть плавал я, как рыба, не волноваться она не могла.

P. S. В 1998-м маме исполнилось 75. После очень тяжелой операции я привез ее в Одессу (врачи сказали, что море — самый лучший способ для ее восстановления). Жили мы у маминой родной сестры в Аркадии. Лето в тот год было безумно жарким, и мама целыми днями лежала на воздухе в тени. Но каждое утро в шесть часов мы с ней шли купаться. Она дала себе слово, что поправится, если доплывет до буйка и обратно без остановки. Мне было больно смотреть, как она, проплыв несколько метров, начинала задыхаться. Как в моем детстве бабушка, так я теперь страховал маму, а она с настоящим спортивным упорством шла, нет, плыла к своей цели. Так продолжалось 23 дня. А на 24-й мама проплыла до буйка и обратно без остановки два раза подряд!