Система образования в 19 веке: как обучали одесских детей

Иногда хочется оживить некоторые моменты прошлого Одессы, связанные с образованием одесситов. Учитель и ученик – по сути, единое целое, ибо некоторые дети так любят школу, что хотят оставаться в ней всю жизнь. Из них-то и выходят либо второгодники, либо учителя. Предлагаем вашему вниманию статью, которая выходила на сайте 29 сентября 2010 года, с обновлениями.
Образование и масонское влияние
Поначалу образование было недоступно одесситам и особенно одесситкам. Поэтому они занимались этим дома с помощью французских гувернанток и особенно французских гувернёров, уж постаравшихся, чтобы девушки недолго пребывали в таком положении, как это принято во Франции.

 И только еврейские дети получали образование в хедерах, еврейских школах, где обучались бедные еврейские дети (не путать с Ришельевским лицеем на Дерибасовской, где обучались богатые еврейские дети).

Но вот в 1812 году в Одессу из Франции прибыл иезуит аббат Николь, который и прибрал к рукам всю учебно-воспитательную работу в городе, в том числе и в хедерах. Это выразилось в том, что, желая польстить генерал-губернатору дюку де Ришелье, Николь открыл в Одессе сразу два рассадника просвещения: Ришельевский лицей и Дюковский хедер.

Лицей с первых же дней стал считаться «вторым украшением Одессы», потому что первым украшением считалась гражданская жена губернатора. Но, находясь в постоянных размышлениях о том, что важнее для нравственного очищения молодёжи: чистые воротнички или чистые ногти, Николь не заметил, что строительные подрядчики сэкономили на камне, и стены лицея оказались настолько тонкими, что сквозь них в лицей стала проникать зараза свободомыслия.

  Естественно, это не осталось незамеченным, и в 1820 году был издан указ об изгнании иезуитов из России. Аббату Николю пришлось прервать преподавательскую работу в лицее и педагогическую деятельность в хедере и уехать на историческую родину во Францию. Лицо лицея сразу изменилось — в нём появились русские учителя и исчезли чистые воротнички. Зато на русском языке стало вестись преподавание ряда профилирующих предметов, в частности, обучение верховой езде и консультации по начальной физической подготовке.

В Ришельевском лицее обучались только юноши, но в городе уделялось внимание и просвещению девушек. Так, уже в 1835 году городское «Девичье училище» было смело превращено в «Женский благородный институт». Газеты писали, но, скорее, намекали, что женским из девичьего этот оплот просвещённой нравственности стал в течение одного дня «стараниями городского головы и прочих членов городской управы, лично посетивших тогда ещё благородных девиц с самыми благородными намерениями» (газета «Messager»). Кстати, именно тогда впервые появилась единая форма для учениц, которую, между прочим, придумал Людовик ХIV ещё для знаменитого пансиона Сен-Сир – коричневое платье с кружевным воротничком-стоечкой и чёрным передником на каждый день, и белым – для праздников.

Образование и хирургические начинания
Но назревала реформа школы, которая у нас регулярно назревает. Не минула она и Одессу. Как раз закончилась Крымская война (1856 г.), которую Россия вела сразу на два фронта – против англо-французской эскадры и основоположника военно-полевой хирургии Н.И. Пирогова. Причём, в обоих случаях российские потери были равно велики. Поэтому Пирогова сразу по окончании войны попросили перенести его эксперименты в педагогику. Для этих экспериментов ему был предоставлен недавно созданный Одесский учебный округ, попечителем которого Николай Иванович и был высочайше назначен.

Но и здесь Пирогов нашёл применение своему недюжинному медицинскому опыту. Для начала он расчленил учебный год на четыре четверти. Затем в конце учебного года ввёл для учителей обязательную аттестацию с трепанацией и резекцией по всем предметам. Когда же на уроках труда в младших классах Пирогов внедрил практическую хирургию, и в пеналах учащихся появились пинцеты, ланцеты, стилеты, а со временем и стерильные огнестрельные пистолеты, то быстро стало сокращаться число придирчивых, заносчивых учителей.

Как видим, пребывание Николая Ивановича Пирогова в Одессе оставило заметный и глубокий шов, простите, след в культурной жизни города. И когда министр просвещения спросил как-то Пирогова о том, глубоко ли проникла культура в народные массы, то эпикриз опытного хирурга был деловит и откровенен: «Вскрытие покажет!». Такие потрясающие потрясения в области образования можно сравнить лишь с идеей 12-летнего отбывания школьной повинности в учебных заведениях закрытого типа (типа школа) уже в наше время, но до подобных новаций Пирогову было ещё не додуматься.

Видя, сколь благотворно влияние Пирогова на численность одесских преподавательских кадров, которые таяли буквально на глазах, правительство решило перевести Николая Ивановича в Киев, где уже тогда отмечался переизбыток учителей народа. В Киеве Николая Ивановича хлебосольные киевские педагоги и столоначальники встретили радушными словами:

– Ну что, коллега, к столу?
– Да нет уж, господа, все дружненько на стол! – лукаво ответил Пирогов, натягивая резиновые перчатки.

Образование в женском одеянии
Но особую изюминку в воспитание детей, в том числе и одесских, неожиданно внёс немецкий доктор Фребель уже в начале ХХ века. Это к нему поэт мог бы смело обратиться со словами: «Я планов ваших люблю громадьё, д-р Фребель». Действительно, Фребель, видимо, не имевший собственных детей, придумал, как объединить дух школы с атмосферой родительского дома, максимально используя воспитательное значение игр, но, главное, как не лишать учащихся женской, почти материнской ласки. За воплощение идей педагога-новатора взялись ярые последовательницы системы д-ра Фребеля, которых стали называть фребеличками.

 Правда, никто не берётся угадать, почему воплощать этот педагогический эксперимент ринулись дамы очень перезрелого возраста с внешностью шефа гестапо Кальтенбрунера и навыками бойцов ОМОНа. Но на улицах Одессы в начале прошлого века замелькали объявления, в которых предлагалось отдавать детей младшего возраста в суперпедагогические руки таких дам.

Утром ребёнка приводили в дом такой педагогини, где тот отбывал срок до вечера. Здесь его учили, гуляли, кормили. Главное, что он был в коллективе, т.е. в группе из 4-5 человек. Естественно, что вместе с ребёнком даме сдавались и продукты на день, понятное дело, что не какие-то там бутербродики, потому что опытный педагог питалась вместе с воспитанниками, а уж заодно ела и вся её многочисленная родня, которая не собиралась зарабатывать гастрит на засохших бутербродах.

 После обеда была прогулка. Гуляли на Соборной площади. Здесь две-три последовательницы системы Фребеля объединялись на какой-нибудь скамеечке и несколько часов без передыху обсуждали безнравственность нынешних женщин и полную бесцеремонность современных мужчин, которые вместо тихого семейного счастья со зрелой женщиной-педагогом ищут только одно, причём это «одно» в трудах  д-ра Фребеля освещено было как-то туманно и без картинок.

 За детьми в это время присматривали Воронцов (с высоты постамента) и городовой (чтобы голодные дети не вырывали еду из рук прохожих).

Наверное, не лишне привести здесь одну цитату из «Реки жизни» Александра Куприна: «От семи до десяти лет я пробыл в пансионе с фребелевской системой воспитания. Там классные дамы, озлобленные, истеричные девы, насаждали в нас почтение ко всякой недостойной пошлости, взаимное подглядывание, наушничество и зависть к любимчикам».

Странно, что никто из родителей не задумывался: такое ли детство они хотят для своих наследников, и каждое утро детей, заломив руку, как каторжных, вели к тем классным дамам.

Валентин Крапива