22 июня 2021 года мы будем отмечать трагическую дату в истории народа, а по сути, в истории каждой семьи, проживавшей 80 лет назад на территории СССР. Казалось бы, время лечит, уже четыре новых поколения пришли на землю, а боль не проходит, саднит.
Простенькие слова песенки Бориса Ковынева – «22 июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война» – стали народными. Это уже потом – «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…». И встали, и победили. И вновь с песней – «мы за ценой не постоим…».
Великая война породила великую литературу. Виктор Некрасов написал «В окопах Сталинграда», Эммануил Казакевич «Звезду», Борис Полевой «Повесть о настоящем человеке», Василий Гроссман «За правое дело», Константин Симонов «Живые и мертвые», публицистика Ильи Эренбурга, стихи Константина Симонова и Александра Твардовского…
Читатель хотел получить мемуары. И этот читательский запрос, казалось, был удовлетворен. Чуть ли не все маршалы надиктовали свои воспоминания. Им помогали профессиональные журналисты, иногда даже писатели – важно даже не то, что имена этих «литературных негров» мы не знаем и не узнаем, а то, что мыслили военачальники дивизиями, полками, а человек, солдат, а жена солдата, а ребенок солдата были песчинками в этих рассуждениях о героизме, о подвиге, о славе…
Отгремели салюты. Помянули павших. И всех вместе, и каждый своих родных. Не оставляла мысль, что лакируем мы представление о той войне.
Часто цитируют сегодня интервью маршала Ивана Степановича Конева, где, не выдержав пафоса и патоки, он сказал, что думает о цене Победы.
Конечно – Победа была. Конечно – она выстрадана. Дорога к ней – боль и кровь.
Вот эту живую историю через десятки конкретных человеческих судеб лишь в последние два десятилетия начали создавать наши писатели. Для меня она открылась в «Блокадной книге» Даниила Гранина и Алеся Адамовича, затем в книге Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо». И первая, и вторая построены, как многочисленные диалоги со свидетелями. Одних я мог бы считать свидетелями защиты, других – обвинения на так и не состоявшемся суде над всеми, кто развязал войну.
Чтобы читатель почувствовал, чем отличаются подобные свидетельства, приведу монолог одного из солдат Великой Отечественной Николая Никулина, воевавшего в Синявинских болотах, раненого-перераненого, но выжившего и написавшего собственноручно:
«…Я обратился, – пишет Никулин, – к бумаге, чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко засевшую там мерзость, муть и свинство, чтобы освободиться от угнетавших меня воспоминаний…
…Война – самое большое свинство, которое когда-либо изобрел род человеческий, война всегда была подлостью, а армия, инструмент убийства, – орудием зла. Нет и не было войн справедливых, все они, как бы их ни оправдывали, – античеловечны…
…На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме. Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует ее неделю за неделей, теряя множество людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи приписали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них дети 1926 года рождения, то есть пятнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию… “Вперрред!!!” – и всё. Наконец какой-то солдат или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: «Нельзя же гробить людей! Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!»… Сразу же подключается политрук, особист и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе». Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию – и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!» – что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом люди. А остальные – «Вперрред, в атаку! Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!». А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа – бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных…»
Гордился ли настоящий интеллигент Николай Никулин, что мы победили в войне? Безусловно. Но знал, чувствовал, что потери были безмерны. И приходил к единственному выводу, что всякая война – свинство.
И вот подобная по значимости книга родилась в нашем городе, на материале и Одессы, и всей Украины. В издательстве «Черноморье» ко Дню освобождения Одессы вышла из печати документально-публицистическая книга Виктории Коритнянской «Истории, которые останутся с нами…». В ней несколько сот монологов, записанных писательницей, разговаривающей и с участниками войны, и с «детьми войны», и с «внуками войны». Пытающейся понять, что осталось в памяти этих людей про ту, вроде бы уже далекую, но незабываемую войну.
Сто лет назад была Первая мировая. Что мы помним? Ничего! А Великая Отечественная так глубоко перепахала саму жизнь, что кровоточит и сегодня.
У Виктории Коритнянской уже были предшественники. Но все равно каждая следующая попытка собрать такую книгу – ходьба по минному полю: тревожишь души людей, оказываешься вовлеченной не в одну биографию, а в народную жизнь. Для такой работы нужно обостренное чувство сопереживания и музыкальный слух, чтобы запечатлеть интонацию каждого собеседника.
Виктория Коритнянская, сотрудник реставрационных мастерских, пришла лет пять назад в студию «Зеленая лампа» при Всемирном клубе одесситов, показав несколько коротких рассказов. Они подкупали искренностью чувств, нежностью к своим героям. А потом Виктория принесла короткую повесть «У смерти за пазухой». И я поверил, что писатель состоялся, что это литература. Мы опубликовали ее повесть в сборнике прозы студийцев «Пока Бог улыбается». И ждали.
И вот новая – большая книга. Не парадное описание войны, подвигов и фанфар, а сострадание к тем, кого покалечила война, боль, боль, боль…
В этой книге нет пафоса. Но есть осознанная цель – показать немыслимость войны, разрушающей в человеке человека. Чтобы вы представляли, о чем я рассказываю, вот маленькие фрагменты больших историй, выхваченные как бы увеличительным стеклом из более чем 500-страничной книги.
Жанна, г. Одесса: – Я до сих вспоминаю с ужасом… Помню, как каждый день слушали по радио Левитана. А он говорил: «Такой-то город сдан, такой-то город взят…». И все взрослые начинали плакать, и мы, дети, жались к мамам и бабушкам и тоже плакали… Помню, как в бомбоубежище мама прижимала меня к животу и руками зажимала мне уши, чтобы я не слышала шума, свиста снарядов… Помню, как после бомбежки мы первым делом бежали к нашему дому, смотреть, целый он или нет… Это было так страшно, остаться без дома…
Галина, г. Одесса: …Папу моего Спиридона Андреевича расстреляли в 44-м. Дома расстреляли, у нас на глазах… Пришел офицер с бляхой такой на груди, СС, наверное, с пистолетом, – и прямо к чердаку: «Лестницу дай!». Мы ему лестницу не дали, конечно, стали кричать… Мама кричит, я с сестрой кричу, просим: «Не трогайте папу!». А он тогда, у нас возле курятника пристроечка такая была, будочка небольшая, вылез на ту пристроечку и через окошко чердачное убил папу… Два раза попал ему в голову, одна пуля через щеку назад вышла, а вторая так вроде сбоку, от уха до уха…
Алла, г. Балта, Одесская обл.: …А дальше немного, на нашей же улице, жил с семьей двоюродный брат бабушки, Федор. Он работал учителем, и 30 марта, на следующий день, как Балту освободили, случилась с его семьей трагедия. Жена его постирала и вывесила на улице белье, простыни, еще что-то, погода, видно, была хорошая, и летел немецкий самолет, и летчик, наверное, подумал, что там госпиталь, и сбросил на усадьбу три бомбы. Я помню эти воронки глубокие, эти ямы, где-то в двух метрах друг от друга… И Федор, его жена и дочка, и жены сестра родная погибли, а сын Федора Саша, ему тринадцать лет тогда было, побежал как раз, послали его в магазин за газетой, а когда вернулся – дома нет уже… Так их всех и похоронили рядышком, четыре могилы в ряд на кладбище стоят…
Николай, г. Одесса: …Я помню освобождение Одессы. У нас в двери в наш полуподвал было стеклышко, и оно было плохо закреплено. И ночью, где-то в полчетвертого утра – мы спали все в одной комнатке – вдруг колоссальный, оглушительный стук в дверь, и стеклышко это громко очень задребезжало. Мы проснулись все, конечно. Дедушка нас обнял: тогда же и партизаны ходили, и немцы, и румыны свирепствовали… Мы не знали, что нас ожидает… А потом зажгли все-таки свет, не помню, что там было, или свечечку, или лампу керосиновую, и увидели через это стеклышко зеленую каску и на ней большую красную звезду. И когда открыли, вошел солдатик. Уставший, они же там пробирались через эти лиманы… В плащ-палатке с ППШ, автомат у него висел на ремне… И мы от радости чуть не задавили этого солдатика в объятиях. А на следующий день, когда рассвело, во дворе творилось что-то невероятное… Люди пели и танцевали… Для нас это был День Победы!
Как видите, я взял разные монологи, про разные годы войны, на русском, на украинском языке, так, как люди говорили, так, как помнят, как рассказывают своим детям и внукам.
Мы поставили памятники в честь Победы, назвали улицы в память о героях, но все мемориалы мертвы без человеческого сострадания, без ненависти к войне. Поэтому эта книга нужна сегодня Одессе. Книга народной памяти.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
КНИГА НАРОДНОЙ ПАМЯТИ
