СЛЫШАТЬ МУЗЫКУ, А НЕ ГОЛЫЕ НОТЫ

Наш город настолько богат выдающимися уроженцами, что сплошь и рядом мы понятия не имеем о тех одесситах, кому не досталось лавров Ойстраха или Бабеля, но кого современники ценили высоко, и память о которых сохранилась на долгие годы. Музыковед Виктор Лихт в своем очерке, который опубликовала израильская газета "Вести", с теплотой вспомнил воспитанницу школы Столярского и Одесской консерватории, скрипачку и педагога Анну Михайловну МАНДЕЛЬ. Статья публикуется с сокращениями.

Анна Мандель родилась в 1909 году в семье врача. Одесситы старшего поколения хорошо знали эту фамилию: Михаил Мандель пользовал, как тогда выражались, многих. Когда у Ани обнаружились музыкальные способности, её стали учить игре на фортепиано. Пригласили частного педагога, ибо от одной из "станций" Большого Фонтана, где обитала семья Манделей, до центра и расположенной там знаменитой школы Столярского было далековато.

Но в 13 лет она сама приходит в школу с просьбой, чтобы её взяли в скрипичный класс. Даже самый далёкий от музыки человек знает: карьера виртуоза должна начинаться лет с пяти-семи, когда руки ещё подобны пластилину, из которого можно лепить всё, что угодно. Но профессор Перман решил рискнуть. И не ошибся. Я видел афишу концерта, где 17-летняя "Ганна Мандель" исполняла виртуозную "Балладу и полонез" Вьетана — весьма показательное достижение для четвёртого года обучения на скрипке. А фортепиано? И оно не было забыто. Мы, её ученики, знали, что она может в любой момент сесть за инструмент и сыграть аккомпанемент любой сложности.

После окончания Одесской консерватории Анна отправляется в Ленинград. Блистательный Мирон Полякин, воспитанник признанной во всём мире скрипичной школы Ауэра, берёт её в свой класс. Через полгода она ушла от него, не выдержав педагогической методы знаменитого концертанта, учившего по принципу "делай, как я". Он мало слушал и почти ничего не говорил. Если в исполнении ученика ему что-то не нравилось, он брал скрипку и начинал играть. Увлекаясь, часто доигрывал сочинение до конца... Анна перешла в класс более академичного, но и более основательного Вениамина Иосифовича Шера. Одна из моих соучениц, навещавшая впоследствии вдову Шера, рассказывала, что та хорошо помнила "талантливую Анечку Мандель".

Но тут наша скрипачка выходит замуж. Её избранник — Мирон Ратинер, воспитанник самого Столярского. Решительная невеста заявляет, что солистом Мирону никогда не стать и лучше быть средним инженером, чем средним скрипачом. Она всегда была властной, бескомпромиссной, не молчала даже там, где того требовало благоразумие. Права ли она оказалась тогда? Много лет спустя, выйдя на пенсию, Мирон Александрович подрабатывал в симфоническом оркестре Саратовской филармонии в качестве альтиста. Его охотно приглашали. Значит, даже после многолетнего перерыва он играл вполне прилично...

Молодая пара отправляется в Москву: Мирон — учиться на инженера, Анна — заниматься в Московской консерватории у Абрама Ильича Ямпольского, воспитателя Елизаветы Гилельс, Михаила Фихтенгольца, Леонида Когана, Игоря Безродного и других замечательных скрипачей. Абрам Ильич считал свою новую студентку прирождённым педагогом и прочил ей место собственного ассистента.

Но семья росла, родились два сына, надо было зарабатывать на жизнь. Она уходит из консерватории и становится оркестранткой... Московский период её жизни оборвала война. Шарикоподшипниковый завод, на котором работал Мирон Александрович, эвакуировали в Саратов. Так она оказалась в городе, где ей было суждено провести всю оставшуюся жизнь...

Первые месяцы пребывания в Саратове Анна Михайловна работала на почте. Кто и как привёл её в местный оперный театр — не знаю. Её приняли в оркестр, а вскоре она стала концертмейстером-солисткой. Здесь её и услыхал Леонид Михайлович Хмара, директор музыкальной школы. Он сказал скрипачке, что ему в школе нужен играющий педагог. Она ответила, что никогда педагогической работой не занималась. Надо попробовать, возразил он. Было это в историческом 1945-м. Так Анна Михайловна нашла своё призвание — стала преподавательницей. И так сбылось предвидение Абрама Ильича Ямпольского.

В 1954 году её приглашают работать в музыкальное училище, в 1959-м дают класс в консерватории. Её педагогическая репутация такова, что к ней едут учиться из других городов... Двумя-тремя меткими словами она умела сказать главное о музыкальной фразе, о сути целого произведения. Сравнения её были удивительно образными, даже живописными. А когда слов всё-таки не хватало, она брала в руки скрипку, и тогда звук тёк, как густой, но прозрачный мёд, если воспользоваться её любимым выражением. Она терпеть не могла бессодержательной, "пустой" игры, слыша которую начинала сердиться, восклицая во всю мощь одесско-еврейского темперамента: "Проснись! Я хочу слышать музыку, а не голые ноты!"

Формально она не снискала на педагогическом поприще особых лавров, то бишь не воспитала лауреатов. Юрий Симонов, возглавляющий ныне Национальный оркестр Бельгии и Симфонический оркестр Московской филармонии, получил свои награды уже в качестве дирижёра, а у Мандель он учился как скрипач в музыкальной школе-семилетке. Может, виновато время, когда посылать кого-то на конкурс за пределы Саратова было делом почти безнадёжным. Состязаться с москвичами, с ленинградцами, с "посланцами союзных республик"? Если педагог не "свой" в жюри, составленном из тех же москвичей и ленинградцев вкупе, разумеется с "посланцами", шансы раны нулю.

В Саратовской консерватории к Анне Михайловне и другому замечательному педагогу-скрипачу Науму Абрамовичу Гольденбергу валом валили заявления от абитуриентов, их выпускники составляли костяк филармонического и оперного оркестров. И что же? Мандель была в консерватории "старшим преподавателем", а Гольденберг в течение двух с лишним десятков лет носил титул "и. о. доцента". То есть того же старшего преподавателя, за неимением более достойного кандидата "исполняющего обязанности" на должности посолиднее. На Западе, где каждый педагог именует себя профессором, трудно понять, почему лучшие не были отмечены званиями. Скорее всего, "пятый пункт" у них "не соответствовал"...

В 1969 году мы отмечали юбилей нашей дорогой Анны Михайловны. Как-то сама собой пришла идея организовать ансамбль из всех её бывших учеников, живших в то время в Саратове. И вот в день её рождения подосланный нами "лазутчик" вызвал Анну Михайловну на балкон. И что же она увидела? На других балконах сгрудились соседи, двор был полон народу, а в центре толпы стояли скрипачи с инструментами — более полусотни. Когда она появилась, зазвучала "Ave Maria" Баха-Гуно. Это ли не лучшая награда для педагога, это ли не миг истины?